Дальше будет обещанная кровища.Ночь с пятницы на субботу. Время уже за полночь. Я проснулась от того, что лежу в луже. Встала, потекло еще – прозрачная жидкость. Ну все, думаю, дожили – обоссалась. Побежала до туалета, а из меня все течет и течет. Начинаю подозревать неладное. Говорю мужу, что, кажется, у меня отошли воды и надо бы собрать вещи на всякий случай. Как я была собой довольна за то, что заранее составила список нужного в роддоме и даже уже купила большую часть из этого! Распечатываю список и начинаю собираться. Немного мешает и нервирует Игорь, приговаривающий «Я спокоен! Я спокоен!» и одновременно наращивающий скорость в нарезании кругов по квартире. За время сборов я использую почти все прокладки в доме – все насквозь мокрое…
Скорая приехала через час. Без комментариев.
- У вас какая больница по прописке?
- Седьмая. Но у меня направление в 40-й роддом, я диабетик.
- Повезем туда, где есть место.
Вот на этом моменте я начинаю паниковать, потому что специалисты по моему случаю только в 40-м и в ОММ, куда меня, понятное дело, никто не повезет. Слышу разговор с диспетчером, которая уныло повторяет, что мест в 40-м нет, но вовремя спохватывается насчет направления и, услышав, что оно есть, все же велит везти туда. Выдыхаю, но радоваться еще рано.
Мне приказывают лечь, потому что сидеть при излитии вод, оказывается, нельзя – головка ребенка уже низко, так что сидеть приходится почти что на ней. Я, естественно, об этом не в курсе, да и откуда бы? Дальнейшие события показали, что я вообще о многом не в курсе…
Приезжаем в приемный покой 40-го роддома, где насчет сидения, кстати, никто ничего не говорит. В приемнике меня держат еще как минимум час, медленно и печально заполняя документы, хотя вся спрошенная информация есть в выписке, полученной мной здесь же месяц назад. Чувствую легкие схватки – как напряжение в пояснице, которое то нарастает, то отпускает. Переодеваюсь в одноразовую ночнушку, все остальное велено снять, разрешают оставить только носки. Как трогательно! Спрашиваю про антиварикозные чулки, прописанные мне ангиохирургом (рожать в них и потом носить круглосуточно еще три недели), когда, мол, надевать-то? Отмахиваются, что медсестры в родовой помогут. Замечаю, что у меня инсулиновая помпа на поясе, которую надо куда-то прицепить, и воды все еще отходят. На это мне сказано помпу нести в руках, а между ног засунуть стерильную пеленку. Передвигаться в таком виде мигом становится затруднительно, а ходить предстоит много. Вещи – две тяжелые сумки – я несу сама, здесь так принято, что никакой помощи по подъему барахла для беременных не предусмотрено. Типа нагрузилась – сама виновата.
Помпу – в зубы. Между ног пеленка. Идем в родовое отделение. У меня полное ощущение, что это какой-то дурной сон и скоро все закончится, потому что это просто нереально. Настолько нереально, что я выполняю все, что мне говорят, в состоянии какой-то идиотской покорности.
Меня приводят в родовую палату. Огромное холодное помещение, посередине стоит современное кресло для родов, пока что трансформированное в кушетку. Вещи сказано оставить у входа, самой лечь и не дергаться, попробуем дождаться следующей бригады, а то эта уже устала, -сегодня много рожают. Надо сказать, оптимизма мне это не добавило. Спрашиваю – когда пересменка? Отвечают, что в 8-9 утра. На часах – 4. Лишь бы продержаться, а там вдруг будет Байрамова, которая меня вела при госпитализации. Снова интересуюсь про чулки. Отмахиваются – потом, потом. Ставят катетер в вену и в него капельницу с глюкозой и инсулином. Меня начинает мелко трясти то ли от холода, то ли от паники. Из-за этого усиливаются схватки. Лежу одна, никого рядом и никаких кнопок вызова, если вдруг что. Ну или я не заметила ничего подобного.
Не помню, как прошло два часа. Вроде, не спала, но не помню. Иногда заходили медсестры, приносили бумаги на подпись, проверяли капельницу… Потом зашла пожилая хмурая тетка нерусской внешности.
- Женщина, вставайте и идем в коридор.
Сползаю с кушетки, помпа в одной руке, капельница в другой, между ног уже насквозь мокрая пеленка. Меня ведут в коридор и кладут там на каталку. Вещи где-т о в изголовье брошены небрежно, а там документы, аксессуары к помпе… А я так хочу спать… Мимо идет какая-то блондинка в хирургическом костюме.
- Вы почему тут лежите?
Я теряюсь в ответ. Потому что положили, блин! Она уходит куда-то дальше, а в скором времени за мной снова приходит хмурая нерусская акушерка и велит идти за ней. С капельницей и помпой. В носках. Вещи и тапочки остаются в коридоре на каталке. Проходим несколько дверей, неожиданно оказываемся перед операционной.
- Раздевайтесь!
А у меня обе руки заняты и вообще я же посреди коридора стою, но страх и усталость делают свое дело, не до стыдливости. Я пытаюсь как-то разоблачиться, не уронив ни помпу, ни капельницу. Акушерка раздраженно вздыхает и рвет на мне одноразовую ночнушку. Я остаюсь в одних носках и с пеленкой и в таком виде захожу в операционную.
Меня укладывают на стол, напяливают шапочку, не сильно заботясь о том, чтобы волосы были спрятаны, это чисто формальность. В изголовье появляется давешняя блондинка, сообщает, что она анестезиолог и будет со мной рядом всю операцию, а сейчас задаст мне несколько вопросов, пока хирурги моются. Меня трясет.
- Вы на помпе?
- Да.
- Как она сейчас запрограммирована?
Фигею от вопроса, потому что самый очевидный ответ: на подачу инсулина, но от меня ждут явного иного.
- Простите, в каком смысле?
Блондинка закатывает глаза, всем видом показывая, что я кретинка.
- В прямом! - видит мое недоумение и снисходит до разъяснений. – Вы вообще знаете, что нужно снижать дозу инсулина на время операции? Вам Сентюрина это объясняла?
- Мы с ней не успели поговорить, меня экстренно сегодня привезли… - я еле ворочаю языком.
- А во время беременности она об этом не говорила?
- Нет.
Блондинка снова закатывает глаза и цокает языком.
- Это очень плохо.
Спасибо, вы меня очень поддержали.
- Теперь о вашей тромбофилии. Когда вы перестали принимать вессел дуэ-Ф?
У меня действительно обнаружили во время беременности генетическую тромбофилию, но никто и никогда мне ничего не говорил и не предупреждал по этому поводу. Коагулограмма показывала, что свертываемость крови к третьему триместру понизилась, поэтому доктор Суханов – мега-специалист в данной области – прописал мне принимать означенный выше препарат до родов. И все. Так что вопрос, заданный анестезиологом, снова поставил меня в тупик.
- Я до сих пор его принимаю…
По ее выражению лица стало ясно, что ответ опять неверный.
- Как?! А почему вы его не отменили?!
- Потому что я впервые слышу о том, что его надо было отменять, а привезли меня экстренно…
- Да уж. Когда был последний прием?
- Примерно в 16:00.
- Очень плохо. Дозировка?
- Две капсулы.
- Сколько?!
Можно было не отвечать. В ее глазах я явно была уже конченой идиоткой. Следующий вопрос фееричен.
- Вам прописывали носить антиварикозные чулки?
- Да! И я спрашивала, когда мне их надевать, но сказали, что в родовой палате с этим медсестры помогут…
- Где они у вас?
- В одной из сумок.
Акушерка приносит чулки. Анестезиолог интересуется, смогу ли я их надеть. Я так и не поняла – всерьез она или нет, но ответить не успела, потому что она взялась за это сама. Надела на меня один чулок, похвалила себя, какая она молодец. Надела второй и предупредила – цитирую – «После родов не снимать, хоть они и будут у вас в крови, грязи и зеленке». Позитив зашкаливал, да.
Меня просят сесть, свесить ноги с операционного стола и как можно сильнее ссутулить спину. Говорят, что будет немного больно во время укола, но нельзя ни в коем случае шевелиться. Вот в этот момент меня начинает бить крупная дрожь. Мне стало просто дико страшно – потому что все происходило быстро, не так, как запланировано, у меня это вообще первая операция в жизни, а рядом чужие, злые люди без капли сочувствия и понимания. Я не к тому, что надо было меня там в попу целовать, и прекрасно понимаю, что у врачей таких, как я, поток, но настолько бесчеловечное отношение просто поразительно. Специалист-то эта блондинка хороший, грамотный, а вот как человек – полное говно.
Меня снова кладут, руки в стороны – лежу в форме креста. Начинают отниматься ноги. Знаете, это очень жутко – когда тебе поднимают ногу, ты ее видишь, но не чувствуешь. Появляется дяденька-хирург – позитивный такой, усатый, на моего папу похож. Хотя, может, мне это и привиделось.
Анестезиолог докладывает (по тону – будто ябедничает):
- Женщина с диабетом, инсулинзависима. Дозу инсулина на операцию не снижала, хотя наблюдается у Сентюриной и Трельской (вот, кстати, бред, Трельская просто консилиум возглавляла). В анамнезе генетическая тромбофилия, принимала вессел дуэ-Ф, последний прием вчера в 16:00. Что делать?
Хирург абсолютно спокоен:
- А что делать? Ничего не делать. Все нормально.
Анестезиолог недовольна, что ее не поддержали, поджимает губы, что-то там шепчет себе под нос, дескать, делайте, как хотите. Ставят шторку, чтобы я не видела операционное поле, мажут живот чем-то и начинают… Меня колотит так, что локти бьются об стол. Потом посмотрела – я их себе просто стерла.
Чувствую давление – делают разрез. Я не ощущаю боли, но вот все остальное – вполне, но как-то отстраненно, будто бы это не со мной. И вдруг крик. Ничего не понимаю, но слышу голос анестезиолога, который говорит мне повернуться вправо. Поворачиваю голову и вижу кричащее мокрое существо синюшного оттенка и с черными волосиками. Горло перехватывает, но я не помню – были слезы или нет. Слышу голоса:
- 6-7 баллов по Апгару, небольшая гипоксия!
- Мальчик!
- 3450 и 50!
- 6:48!
На левую руку мне повязывают голубую ленточку. Акушерка сварливо замечает, что я даже будто не рада. Меня начинают зашивать. И то ли уже начинает отходить наркоз, то ли дело в другом, но я начинаю чувствовать очень сильное давление в паху слева. Почему-то приходит ассоциация, что это на меня столик поставили, а ножка неудачно так уперлась. Не знаю, почему столик, наверно, это бред из-за анестезии. Слышу, что кровопотеря 400 грамм. Меня трясет все сильнее, так что челюсти сводит. Через какое-то время раздается опять голос анестезиолога:
- Ну как вам операция?
- Да так себе… - удивительно, что со сведенными челюстями я еще способна говорить. Блондинка искренне обижается или же это у нее юмор такой:
- Ах так? А я тут такую шикарную анестезию сделала! В следующий раз рожайте сами!
- Я имела в виду, что мне очень холодно…
- Это от наркоза. Еще полчаса потрясет.
Потом у изголовья появляется хирург. Анестезиолог возмущается, что это ее место. Хирург усмехается и говорит:
- Могу я хоть иногда с красивой женщиной пообниматься? Ну-ка, детка, обними меня за шею! – это он уже мне. Закидываю руки ему на шею, он берет меня под плечи, анестезиолог за бесчувственные ноги, перекладывают на каталку и увозят в палату реанимации. Кстати, до сих пор так и не узнала, кто меня оперировал, по описанию ни на одного из известных мне врачей 40-го роддома этот хирург не похож.
Трясти меня перестало только где-то через час. Еще через пару часов начала возвращаться чувствительность к ногам и мне тут же вкололи обезболивающее. Пришла детская медсестра, привезла одной из соседок ее дочку покормить, сцедила мне молозиво из груди (руки – словно клещи, больно!), унесла, чтобы покормить моего малыша. Примерно на шестой час после операции медсестры пришли меня поднимать. К слову сказать, были весьма внимательны и бережны. Подняли, на ножки поставили, в ночнушку обрядили, велели взять одноразовое белье и повели в ванную. Распрямляться больно, ходить тоже, но чем больше ходишь – тем легче. Обратно шла уже одна, тихонечко-тихонечко. Зашла в палату, а там деток кормить привезли. И мне тоже.
Продолжение следует...
Скорая приехала через час. Без комментариев.
- У вас какая больница по прописке?
- Седьмая. Но у меня направление в 40-й роддом, я диабетик.
- Повезем туда, где есть место.
Вот на этом моменте я начинаю паниковать, потому что специалисты по моему случаю только в 40-м и в ОММ, куда меня, понятное дело, никто не повезет. Слышу разговор с диспетчером, которая уныло повторяет, что мест в 40-м нет, но вовремя спохватывается насчет направления и, услышав, что оно есть, все же велит везти туда. Выдыхаю, но радоваться еще рано.
Мне приказывают лечь, потому что сидеть при излитии вод, оказывается, нельзя – головка ребенка уже низко, так что сидеть приходится почти что на ней. Я, естественно, об этом не в курсе, да и откуда бы? Дальнейшие события показали, что я вообще о многом не в курсе…
Приезжаем в приемный покой 40-го роддома, где насчет сидения, кстати, никто ничего не говорит. В приемнике меня держат еще как минимум час, медленно и печально заполняя документы, хотя вся спрошенная информация есть в выписке, полученной мной здесь же месяц назад. Чувствую легкие схватки – как напряжение в пояснице, которое то нарастает, то отпускает. Переодеваюсь в одноразовую ночнушку, все остальное велено снять, разрешают оставить только носки. Как трогательно! Спрашиваю про антиварикозные чулки, прописанные мне ангиохирургом (рожать в них и потом носить круглосуточно еще три недели), когда, мол, надевать-то? Отмахиваются, что медсестры в родовой помогут. Замечаю, что у меня инсулиновая помпа на поясе, которую надо куда-то прицепить, и воды все еще отходят. На это мне сказано помпу нести в руках, а между ног засунуть стерильную пеленку. Передвигаться в таком виде мигом становится затруднительно, а ходить предстоит много. Вещи – две тяжелые сумки – я несу сама, здесь так принято, что никакой помощи по подъему барахла для беременных не предусмотрено. Типа нагрузилась – сама виновата.
Помпу – в зубы. Между ног пеленка. Идем в родовое отделение. У меня полное ощущение, что это какой-то дурной сон и скоро все закончится, потому что это просто нереально. Настолько нереально, что я выполняю все, что мне говорят, в состоянии какой-то идиотской покорности.
Меня приводят в родовую палату. Огромное холодное помещение, посередине стоит современное кресло для родов, пока что трансформированное в кушетку. Вещи сказано оставить у входа, самой лечь и не дергаться, попробуем дождаться следующей бригады, а то эта уже устала, -сегодня много рожают. Надо сказать, оптимизма мне это не добавило. Спрашиваю – когда пересменка? Отвечают, что в 8-9 утра. На часах – 4. Лишь бы продержаться, а там вдруг будет Байрамова, которая меня вела при госпитализации. Снова интересуюсь про чулки. Отмахиваются – потом, потом. Ставят катетер в вену и в него капельницу с глюкозой и инсулином. Меня начинает мелко трясти то ли от холода, то ли от паники. Из-за этого усиливаются схватки. Лежу одна, никого рядом и никаких кнопок вызова, если вдруг что. Ну или я не заметила ничего подобного.
Не помню, как прошло два часа. Вроде, не спала, но не помню. Иногда заходили медсестры, приносили бумаги на подпись, проверяли капельницу… Потом зашла пожилая хмурая тетка нерусской внешности.
- Женщина, вставайте и идем в коридор.
Сползаю с кушетки, помпа в одной руке, капельница в другой, между ног уже насквозь мокрая пеленка. Меня ведут в коридор и кладут там на каталку. Вещи где-т о в изголовье брошены небрежно, а там документы, аксессуары к помпе… А я так хочу спать… Мимо идет какая-то блондинка в хирургическом костюме.
- Вы почему тут лежите?
Я теряюсь в ответ. Потому что положили, блин! Она уходит куда-то дальше, а в скором времени за мной снова приходит хмурая нерусская акушерка и велит идти за ней. С капельницей и помпой. В носках. Вещи и тапочки остаются в коридоре на каталке. Проходим несколько дверей, неожиданно оказываемся перед операционной.
- Раздевайтесь!
А у меня обе руки заняты и вообще я же посреди коридора стою, но страх и усталость делают свое дело, не до стыдливости. Я пытаюсь как-то разоблачиться, не уронив ни помпу, ни капельницу. Акушерка раздраженно вздыхает и рвет на мне одноразовую ночнушку. Я остаюсь в одних носках и с пеленкой и в таком виде захожу в операционную.
Меня укладывают на стол, напяливают шапочку, не сильно заботясь о том, чтобы волосы были спрятаны, это чисто формальность. В изголовье появляется давешняя блондинка, сообщает, что она анестезиолог и будет со мной рядом всю операцию, а сейчас задаст мне несколько вопросов, пока хирурги моются. Меня трясет.
- Вы на помпе?
- Да.
- Как она сейчас запрограммирована?
Фигею от вопроса, потому что самый очевидный ответ: на подачу инсулина, но от меня ждут явного иного.
- Простите, в каком смысле?
Блондинка закатывает глаза, всем видом показывая, что я кретинка.
- В прямом! - видит мое недоумение и снисходит до разъяснений. – Вы вообще знаете, что нужно снижать дозу инсулина на время операции? Вам Сентюрина это объясняла?
- Мы с ней не успели поговорить, меня экстренно сегодня привезли… - я еле ворочаю языком.
- А во время беременности она об этом не говорила?
- Нет.
Блондинка снова закатывает глаза и цокает языком.
- Это очень плохо.
Спасибо, вы меня очень поддержали.
- Теперь о вашей тромбофилии. Когда вы перестали принимать вессел дуэ-Ф?
У меня действительно обнаружили во время беременности генетическую тромбофилию, но никто и никогда мне ничего не говорил и не предупреждал по этому поводу. Коагулограмма показывала, что свертываемость крови к третьему триместру понизилась, поэтому доктор Суханов – мега-специалист в данной области – прописал мне принимать означенный выше препарат до родов. И все. Так что вопрос, заданный анестезиологом, снова поставил меня в тупик.
- Я до сих пор его принимаю…
По ее выражению лица стало ясно, что ответ опять неверный.
- Как?! А почему вы его не отменили?!
- Потому что я впервые слышу о том, что его надо было отменять, а привезли меня экстренно…
- Да уж. Когда был последний прием?
- Примерно в 16:00.
- Очень плохо. Дозировка?
- Две капсулы.
- Сколько?!
Можно было не отвечать. В ее глазах я явно была уже конченой идиоткой. Следующий вопрос фееричен.
- Вам прописывали носить антиварикозные чулки?
- Да! И я спрашивала, когда мне их надевать, но сказали, что в родовой палате с этим медсестры помогут…
- Где они у вас?
- В одной из сумок.
Акушерка приносит чулки. Анестезиолог интересуется, смогу ли я их надеть. Я так и не поняла – всерьез она или нет, но ответить не успела, потому что она взялась за это сама. Надела на меня один чулок, похвалила себя, какая она молодец. Надела второй и предупредила – цитирую – «После родов не снимать, хоть они и будут у вас в крови, грязи и зеленке». Позитив зашкаливал, да.
Меня просят сесть, свесить ноги с операционного стола и как можно сильнее ссутулить спину. Говорят, что будет немного больно во время укола, но нельзя ни в коем случае шевелиться. Вот в этот момент меня начинает бить крупная дрожь. Мне стало просто дико страшно – потому что все происходило быстро, не так, как запланировано, у меня это вообще первая операция в жизни, а рядом чужие, злые люди без капли сочувствия и понимания. Я не к тому, что надо было меня там в попу целовать, и прекрасно понимаю, что у врачей таких, как я, поток, но настолько бесчеловечное отношение просто поразительно. Специалист-то эта блондинка хороший, грамотный, а вот как человек – полное говно.
Меня снова кладут, руки в стороны – лежу в форме креста. Начинают отниматься ноги. Знаете, это очень жутко – когда тебе поднимают ногу, ты ее видишь, но не чувствуешь. Появляется дяденька-хирург – позитивный такой, усатый, на моего папу похож. Хотя, может, мне это и привиделось.
Анестезиолог докладывает (по тону – будто ябедничает):
- Женщина с диабетом, инсулинзависима. Дозу инсулина на операцию не снижала, хотя наблюдается у Сентюриной и Трельской (вот, кстати, бред, Трельская просто консилиум возглавляла). В анамнезе генетическая тромбофилия, принимала вессел дуэ-Ф, последний прием вчера в 16:00. Что делать?
Хирург абсолютно спокоен:
- А что делать? Ничего не делать. Все нормально.
Анестезиолог недовольна, что ее не поддержали, поджимает губы, что-то там шепчет себе под нос, дескать, делайте, как хотите. Ставят шторку, чтобы я не видела операционное поле, мажут живот чем-то и начинают… Меня колотит так, что локти бьются об стол. Потом посмотрела – я их себе просто стерла.
Чувствую давление – делают разрез. Я не ощущаю боли, но вот все остальное – вполне, но как-то отстраненно, будто бы это не со мной. И вдруг крик. Ничего не понимаю, но слышу голос анестезиолога, который говорит мне повернуться вправо. Поворачиваю голову и вижу кричащее мокрое существо синюшного оттенка и с черными волосиками. Горло перехватывает, но я не помню – были слезы или нет. Слышу голоса:
- 6-7 баллов по Апгару, небольшая гипоксия!
- Мальчик!
- 3450 и 50!
- 6:48!
На левую руку мне повязывают голубую ленточку. Акушерка сварливо замечает, что я даже будто не рада. Меня начинают зашивать. И то ли уже начинает отходить наркоз, то ли дело в другом, но я начинаю чувствовать очень сильное давление в паху слева. Почему-то приходит ассоциация, что это на меня столик поставили, а ножка неудачно так уперлась. Не знаю, почему столик, наверно, это бред из-за анестезии. Слышу, что кровопотеря 400 грамм. Меня трясет все сильнее, так что челюсти сводит. Через какое-то время раздается опять голос анестезиолога:
- Ну как вам операция?
- Да так себе… - удивительно, что со сведенными челюстями я еще способна говорить. Блондинка искренне обижается или же это у нее юмор такой:
- Ах так? А я тут такую шикарную анестезию сделала! В следующий раз рожайте сами!
- Я имела в виду, что мне очень холодно…
- Это от наркоза. Еще полчаса потрясет.
Потом у изголовья появляется хирург. Анестезиолог возмущается, что это ее место. Хирург усмехается и говорит:
- Могу я хоть иногда с красивой женщиной пообниматься? Ну-ка, детка, обними меня за шею! – это он уже мне. Закидываю руки ему на шею, он берет меня под плечи, анестезиолог за бесчувственные ноги, перекладывают на каталку и увозят в палату реанимации. Кстати, до сих пор так и не узнала, кто меня оперировал, по описанию ни на одного из известных мне врачей 40-го роддома этот хирург не похож.
Трясти меня перестало только где-то через час. Еще через пару часов начала возвращаться чувствительность к ногам и мне тут же вкололи обезболивающее. Пришла детская медсестра, привезла одной из соседок ее дочку покормить, сцедила мне молозиво из груди (руки – словно клещи, больно!), унесла, чтобы покормить моего малыша. Примерно на шестой час после операции медсестры пришли меня поднимать. К слову сказать, были весьма внимательны и бережны. Подняли, на ножки поставили, в ночнушку обрядили, велели взять одноразовое белье и повели в ванную. Распрямляться больно, ходить тоже, но чем больше ходишь – тем легче. Обратно шла уже одна, тихонечко-тихонечко. Зашла в палату, а там деток кормить привезли. И мне тоже.
Продолжение следует...